— Да стой же, черт тебя побери! — крикнул Леха. Сатир замер, оглянулся.
— Что, салага рогатая? Прощения просить пришел?
Леха стиснул зубы, но стерпел. Пить хотелось невыносимо.
— Прощения просить — это хорошо. — Сатир вальяжно расселся на выступе, даже умудрился закинуть ногу на ногу. Сложил ручки на животе.
— Ну, давай, рогатое! Я жду. Ну?!
— Да ладно тебе… — буркнул Леха. Сглотнул — и сморщился. Пересохший кадык драл горло, как наждачная бумага. — Пить хочу ужасно. Как с этими модерами связаться? Кажется, аппаратура сбоит… Сатир прищурился:
— Какая еще аппаратура?
— Ну, которая там, в реале! Чтобы тело поддерживать.
Сатир сморщился, как кислоты хватил. Смотрел на Леху, как на идиота. Хотел выдать какую-то колкость, но смолчал. Лишь тяжело вздохнул.
И стал спускаться вниз.
Слез на землю, встал перед Лехой. Ручки упер в бока, тяжелый взгляд — в Леху.
— Ладно, упертый. На первый раз прощаю. Но смотри у меня, салага рогатая! В первый и в последний раз! Чтоб больше без фокусов. Понял?
Леха неохотно кивнул.
— То-то же! Сразу бы так… — смягчился сатир. Прислонился плечом к валуну и стал объяснять…
Искоренять теток он помчался не просто так.
Маленькие озера, над которыми постоянно бурлят грозовые облака, — это его локация. Участок, к которому он привязан.
Не так жестко, как в обучалке. Там была лощинка, куда мог входить только Леха, и был берег моря, куда мог входить только сатир. Здесь, чисто теоретически, каждый может идти, куда хочет. Хоть вообще к переходам из седьмой зоны в соседние. Да куда угодно — если сможет, конечно. Оживает сатир, если его убьют, недалеко от этих озер.
И это не просто. Те прозрачные растения, похожие на дохлых медуз, — из них игроки делают лекарства. Торгуют ими, неплохие деньги получают. А чтобы им жизнь медом не казалась, чтобы не мог любой новичок наловить этих медуз, сколько хочет, — для этого здесь сатир и посажен. Нападать на них и мешать собирать.
А чтобы он не зевал и не халтурил, не пытался отлынивать, те медузы здор-рово жгутся. Не игроков жгут, нет. Игроки могут трогать медуз как ни в чем не бывало. А вот сатира как сковородкой прижигает, когда игроки вытаскивают медуз из воды. И чем больше медуз собирают, тем сильнее прижигает. Так что не мог он спокойно смотреть на тех теток, пока они в его озерце промыслом занимались… У кабанов такая локация — лес. Если присмотреться, то между черными «листьями» есть еще зеленоватые наросты, похожие на желуди…
— К черту кабанов! — не выдержал Леха. — У меня-то что?!
Хотелось пить, мочи нет! Все тело превратилось в кусок вяленого мяса. Пить, пить, пить…
— Ты не ори, не ори, — пробурчал сатир. — Не у себя дома, понял?
Леха фыркнул и нетерпеливо врезал копытом в камни. Как же хотелось пить!
— Тебе, считай, повезло. У тебя локации как бы нет. То есть оживать ты будешь здесь, — сатир притопнул, — в долине, а так бегай где хочешь.
— А охранять что должен?
— А охранять тебе ничего не надо.
— А пить?… — просипел Леха.
— А что «пить»? Пей.
— Да не могу же! Рвет!!!
— Ну еще бы. Ты, лапушка, кто? Ты монстр, вот ты кто. Там, на воле, грабил, насильничал, убивал? Пил людскую кровушку, изверг в человеческой личине?
Леха тихо застонал. Терпеть было невозможно. Ни жажду, ни потоки этого ерничанья…
— Ну а теперь все, попался, — как ни в чем не бывало болтал сатир. — Кончилась твоя лафа. Содрали человеческую шкурку с твоего поганого нутра, изверг. Чтобы всю правду без прикрас было видно. Понял?
— Господи, ты можешь по-человечески сказать, что я должен делать?!
— Да я же и говорю: кровушку людскую пить тебе отныне — без маскировки. Чтобы всем, значит, было видно твое истинное лицо, страшилка ты картонная…
— Ты хочешь сказать…
— Ага. Точную пайку не знаю, но, думаю, человек пять-шесть за день должен за новыми аватарами отправлять. Ловишь, мочишь и питаешься теплой кровушкой, морда твоя злодейская… — почти ласково закончил сатир. — Понял?
— Да ладно тебе… — пробормотал Леха. — Издеваешься? Ну издеваешься же, да? — почти взмолился.
— Да нет, шутки уж давно кончились, — помрачнел сатир, — Жаль, что ты этого все никак не поймешь… Не будешь убивать, жажда будет еще сильнее.
— Куда уж сильнее-то!
— Хочешь узнать? — хмыкнул сатир.
— Но это же… Это же как пытки…
— Во народ, а! — восхитился сатир. — О правах человека вспомнил… О правах человека надо было раньше думать, пока на свободе гулял! Но там-то ты об этом не думал, да? Пронесет, типа? Ну вот и пронесло…
Леха только закрыл глаза, уже мало что соображая. Пить. Хотя бы стакан воды… Хотя бы половинку…
— И потом, ты вообще хоть глазком глянул на то, что подписывал? Про боль там черным по белому написано. Только никакие это не пытки, а «стимуляция социальной активности перевоспитуемых», — процитировал сатир. — Понял? По-русски говоря, это чтобы ты не только о себе думал, эгоист рогатый, но запомнил, что бывают еще интересы окружающих. Законы и традиции, которые надо соблюдать. Непререкаемо. Усек, нет? Упертый ты наш… Так что это ты сам себе делаешь больно, а не они…
— Я ничего не делаю… — пробормотал Леха.
— Вот именно! Ничего не делаешь. А ничего не делать — это тоже занятие, между прочим. Или я тебе не предлагал прошвырнуться, тех двух телок пободать, а потом сладко закусить?
Леха не ответил. Пить хотелось неимоверно. Голова сама поворачивалась к озеру — к воде, такой желанной, прозрачной, зовущей… Шагнул туда…
— Эй, эй! Не дури! — заступил дорогу сатир. — Кому сказал, не дури! Только хуже будет!